«Такие дела»: Московский журналист посмотрел, как живёт Узловая спустя 30 лет после Чернобыльской аварии
Корреспондент журнала «Такие дела» Илья Шепелин накануне 30-й годовщину аварии на Чернобыльской аварии побывал в Узловой, которая входит в зону чернобыльского поражения.
Об этом редко вспоминают, но от чернобыльского выброса радиации пострадали огромные площади на территории России. По государственному реестру четыре с половиной тысячи населённых пунктов России находятся в зоне чернобыльского поражения. Больше всего от радиоактивных облаков досталось Брянской и Тульской областям. Причём Тульская область стала одним из безоговорочных лидеров по естественной убыли населения, смертям от онкологических заболеваний и сердечно-сосудистым болезням. Власти практически ничего не делают с последствиями загрязнения, но при этом сокращают перечень льгот для жителей пострадавшей территории и обещают развивать в этой зоне сельское хозяйство. Илья Шепелин отправился в один из самых депрессивных городов российской чернобыльской зоны, чтобы спустя 30 лет посмотреть, как российские города пережили катастрофу 1986 года.
В самом центре города Узловая на гигантском экране зазывно мигает реклама салона ритуальных услуг: «Мы подберём для вас надежное место!» Рекламный текст убедительно сопровождают фотографии крестов на кладбище и гробов. С 1986 года население Узловой сократилось с 65 до 52 тысяч. Причём даже на общем фоне Тульской области, где ежегодно смертность примерно в полтора раза превышает рождаемость, показатели Узловой выглядят внушительными.
«Так сколько лет уже с Чернобыля прошло! Все почти забыли об этом!» — говорит седой мужчина, представившийся Андрюхой. Он только что вернулся на маршрутке из Москвы, где работает сторожем три дня через три. Нормальная зарплата для трудоспособного мужчины в Узловой — 15-17 тысяч рублей, в Москве он зарабатывает солидные 40 тысяч. Из крепкого промышленного городка Узловая давно превратилась в дотационный район: пока тут, правда, ещё осталась пара заводов с синтетическим производством да железнодорожный перегон, куда можно пойти трудиться грузчиком.
«Говорю же, давно было, а сейчас нормально живём!» — продолжает Андрюха, правда, через мгновение роняя, точно до этого запамятовал, что у его жены и сестры рак щитовидной железы. При этом он пожимает плечами, мол, в этом ничего особенного нет: с кем только болезни не приключаются. По обильной седине и набору металлических зубов Андрюха выглядит лет на 50, а значит, события 86-го должен был застать где-то двадцатилетним.
«Куда там! Тогда, дай бог памяти… А, ну да, мне девять лет было! — блестит вставными зубами Андрюха. — По дворам тогда бегал, гусей бил прутиком… Это нам потом уже, лет через пять сказали, что радиоактивный дождь прошел! А так бы жили и печали не знали».
26 апреля 1986 года в Узловой все шло обычным чередом. Главная городская газета «Знамя» спокойно копировала содержание аналогичных газет Советского Союза — призывала узловчан быть «в авангарде борьбы за выполнение решений XXVII съезда КПСС» и «быть личным примером чистого и честного партийца». Через два дня в школы без разъяснений от администрации поступила странная рекомендация: детей на прогулки не выпускать. Правда, уроки проводились в обычном порядке.
Как об этом позже расскажут комиссии, в это время над Тульской областью нависли чернобыльские облака, накопившие цезиевые и плутониевые испарения. После чернобыльской катастрофы радиоактивные тучи шли на север, к Москве. От густонаселенной столицы их отогнали бомбардировщики отряда «Циклон», и в итоге облака оказались над Брянской и Тульской областями.
В конечном счёте власти в Узловой ограничились просьбой к школам и родителям в конце апреля не выпускать детей на прогулки, зато 1 мая почти все население вышло на традиционную демонстрацию. И именно в этот день из чернобыльских облаков хлынул ливень с содержанием цезия и стронция. «Примерно так же Николая II вместе с семьей собрали для фотографии в подвале, чтобы все вместе, и там всех разом уложили», — невесело иронизируют местные интеллигенты. «Погодные условия не стали препятствием для трудового авангарда, приветствовавшего великий праздник рабочих всего мира!» — гласила заметка в газете «Знамя» от 2 мая. Рядом красовался заголовок «Свиноводы наращивают темпы!».
Газета «Знамя» и сегодня не слишком отличается от аналогичных изданий страны. Негласная просьба не писать о плохом: если писать о Чернобыле, то только о героизме ликвидаторов. Но есть обязательные темы — антитеррор, Крым, духовное возрождение России. Сообщений о проблемах территорий, поражённых радиацией, почти нет.
Городом управляет типичный «мэр — крепкий хозяйственник» — выходец из ФСБ. При нём более-менее успешно подметаются улицы и по-прежнему ставятся показатели выше среднего по онкологии, сердечно-сосудистым заболеваниям и артриту.
Городская газета Узловой не сильно бы удивила приезжего читателя и в разгар перестройки. В 1990 году «Знамя» требовало установить правду о радиоактивном дожде, призвать к ответу Москву, принять меры. На улицах состоялись несколько оппозиционных митингов, на которые собиралось по полтысячи человек. Городская администрация поначалу никак не реагировала. Тогда управляющий узловского завода «Синтез» распорядился приобрести дозиметр, чтобы хотя бы через четыре года после катастрофы установить приблизительные масштабы радиационного поражения. На эти же средства был приобретен и УЗИ-аппарат для обследования онкологических заболеваний узловчан.
«Мы отмечали на карте города поражения территории: простым карандашом — три кюри (единица измерения радиоактивности), синим — четыре, а свыше пяти — красным. Когда обвели — боже мой! — весь центр Узловой был красным! Это очень много, — рассказывает Валентина Пономарева, химик завода «Синтез», занимавшаяся замерами радиационного фона в 1990 году. Сейчас ей почти 80 лет, на ковре она развернула потёртую карту, изрисованную красным карандашом. В соседней комнате раздаётся грохот — это упал с кровати ее муж, которому недавно сделали операцию по удалению опухоли. — Здесь администрацию никак нельзя было вразумить, поэтому мы поехали с этими материалами прямиком в Тулу. Для того, чтобы снизить уровень поражения, следовало хотя бы положить новый асфальт в городе. Но это же огромные деньги, тогда никто вкладываться в это не мог. А вот в Туле наши материалы заинтересовали чиновников. Они потом трясли ими в Москве, требуя выдачи субсидий региону. Добились: Тульская область попала в Чернобыльскую область. На той же комиссии была вся администрация Брянской области — бились за каждую цифру. И они тогда даже больше получили».
Затем чиновники, заявлявшие в Москве о радиоактивным положении в Тульской области, в демократической России пошли в депутаты и говорили: «Мы пробили чернобыльскую зону!». Хотя кроме небольших денежных подачек для жителей, увы, ничего добиться не удалось. Но и это было непросто. У жителей Узловой меньше года был статус с правом на отселение. Просто никто не мог позволить, чтобы целый город переехал. Поэтому здесь так и доживали старики, а дети росли, копаясь в радиоактивных клумбах.
Все упоминания о том, что Узловая — чернобыльская зона, связаны с сокращением льгот для местного населения. Кроме того, власти России собираются в два раза сократить список населённых пунктов, входящих в чернобыльскую зону. По мнению чиновников, это должно сделать территорию более привлекательной для инвестиций и ведения сельского хозяйства.
«Это больше похоже на преступление, — говорит физик-ядерщик Андрей Захаров, бывший ведущий инженер Минатома СССР, работавший ликвидатором в чернобыльской зоне. Сейчас он с инвалидностью от излучения живёт в Туле. — Период полного распада цезия — 300 лет, а у нас власти даже не могут просто организовать нормально исследование людей и территории. Сейчас о радиоактивном поражении Тульской области нельзя сказать ничего наверняка. МЧС отчитывается о том, что новые пробы свидетельствуют о снижении уровня загрязнения, но они берут пробы с нескольких квадратных метров на сотне тысяч километров. В регионе с самой высокой естественной убылью населения, где вылилось радиоактивное облако, до сих пор никто не ведет индивидуальную дозиметрию населения. Не говоря уже о том, что достоверно можно отследить только наличие в воздухе стронция, а не плутониевых и америция, как тоже следовало бы, но и этого не делается. А льготы для жителей чернобыльской зоны — это исключительно гробовые деньги».
В начале 90-х власти поделили населённые пункты чернобыльской зоны России на четыре уровня загрязнения. В зависимости от степени жители этих поселений могут получать от 150 до тысячи рублей в месяц. Также пособия чуть выше в этой местности полагаются в течение нескольких лет матерям новорождённых детей. Разумеется, возможность оформления даже небольших доплат привела к распространению фиктивных прописок. Люди прописывались в деревнях с самым высоким уровнем радиации, но сами там не жили. Зачастую в таких посёлках можно встретить разве что призраков: пустые улицы, давно заброшенные дома, но тут бывает прописано по сотне человек.
«Я что-то тоже получаю, 300 рублей в месяц, что ли, — без энтузиазма хвастается грузчик с железнодорожного перегона. Он в свои 25 мечтает переехать в Питер. — Типа на лекарства выделяют. А какие лекарства от радиации можно купить на 300 рублей? Водочку разве что. Ну, у нас так в основном мужики и делают. Лечатся ею потихоньку».
Несмотря на мизерность и, в общем-то, бессмысленность льгот в чернобыльской зоне, против их сокращения выступает «Гринпис».
У жителей сельских районов области очень низкие доходы. Лишившись льгот и компенсаций по «чернобыльскому закону», они с ещё большей вероятностью отправятся за дополнительными доходами в лес, собирать грибы и ягоды. Кто-то с целью употребления в пищу, а кто-то — на продажу. В любом случае грибы с превышением ПДК радиоактивных веществ с большей вероятностью, чем раньше, окажутся на столе у людей, заверяет глава токсической программы «Гринпис» Рашид Алимов.
Но кажущиеся разумными аргументы экологов вряд ли произведут впечатление на местных жителей — они и так, несмотря на имеющиеся льготы, активно занимаются охотой, собирательством и сельским хозяйством в чернобыльской зоне.
Так, в Узловой перед супермаркетами «Дикси» и «Магнит» на деревянных ящиках сидят бабушки и торгуют картошкой с огорода. Цена на нее на пару рублей даже выше, чем у сетей ритейлеров.
— Вас не смущает, что вы это вырастили в тех местах, где прошел чернобыльский дождь? — не слишком деликатно спрашиваю одну из них.
— И? Дальше что? Повеситься прикажешь? — легко ставит меня в тупик продавщица.
Сопровождающий меня фотокорреспондент, больше 50 раз побывавший под Чернобылем, дивится:
«Надо же, я примерно такую же бабушку в свое время встретил в Припяти. У нее в избе несколько корзин битком стояли с грибами, собранными в зоне. Но она тогда меня успокоила: мол, не переживай, это я не для себя собрала, а на продажу — в Киев».
А узловские рыбаки спокойно ловят рыбу в центре города, в водоёме, поверхность которого усыпана упаковками из-под чипсов и семечек.
Когда я пробую заговорить с местным рыбаком, закинувшим сразу три удочки, то слышу строгое название места, куда мне следует удалиться:
«Какие ещё чернобыли? Кончились твои чернобыли давно! Чё это за радиация? Ты где её тут видел? А тут такие толстолобики и белые амуры водятся, каких во всем мире не видали! Умные ходят. Если умный — надо с удочкой сидеть, а не на ухо *******».
***
В маленьком кабинете размером с 10 квадратных метров два десятка крепких мужиков бойко спорят. На стенах причудливо уживаются необычная икона и плакат со Сталиным и наркомом Ягодой, которого сам Сталин позже репрессировал.
«Администрация? Да шо они там выделят? «Газель»? Только обещают. Сколько там мест-то? Помнишь, как в прошлый раз ездили, когда нам подогнали пазик грязный, испачкались все, а потом сидели в администрации? Холод собачий был, *****!»
Энергичность этих людей может ввести в заблуждение, но это ликвидаторы аварии в Чернобыле. Сил, кажется, у них ещё вагон. При желании они, наверное, могут влёгкую взять администрацию штурмом, если та всё-таки не выделит «Газель». Люди, пережившие столь мощное излучение, представляются не такими.
«Не удивляйтесь, — сообщает один из ликвидаторов. — Просто нас уже немного осталось — только самые стойкие. Из 102 человек, поехавших на ликвидацию из Узловой, сейчас осталось только 44. Иногда у нас по человеку в год умирает, иногда — сразу семеро за год… И здесь только самые крепкие собрались. Кто-то, знаете, может на праздник только пиджак надеть, без медалей. Потому что если все медали нацепить — то сил не хватит носить, слишком тяжёлым пиджак станет».
Тут же разрешается недоразумение с плакатом Сталина:
«Нас хотели сначала вообще помещения лишить, а потом вот, уплотнили с местными коммунистами. Ну они тут и натащили разного… А мы не обижаемся — и они не обижаются на икону. Все-таки они сами уже никакие не коммунисты, одно название только».
Икона на стене больше напоминает киберпанковскую иллюстрацию: под изображениями библейских персонажей стоит отряд в современной спецодежде. Люди в противогазах, респираторах и марлевых повязках довольно странно сочетаются на иконе с Иисусом, Богородицей и архангелом Михаилом.
Оригинал иконы был написан в Киево-Печёрской лавре. Пять лет назад ее за 100 тысяч рублей выкупили российские ликвидаторы. Теперь она находится в тульском храме.
Оставшиеся в живых ликвидаторы стали намного более религиозны за минувшие 30 лет. Правда, тут же на собрании ликвидаторов вспыхнул конфликт на религиозной почве.
«Давайте только без того батюшки! — рычит председатель собрания. — В прошлый раз мы его приглашали Лёшку отпеть. Лёшка-то и при жизни его не очень жаловал, так что батюшка на *** нас послал! А ты говоришь, *****, батюшку зовите!»
Оставшиеся в живых ликвидаторы собираются поехать на открытие мемориала в Туле в честь Чернобыльской катастрофы, где их должна с помпой встретить вся администрация области.
«С властями, — рассказывают ветераны Чернобыля, — у нас отношения ровные. Нас не обижают, но и не замечают. Сейчас вот, 26-го числа, будет годовщина, все руководство соберётся. О, ребята! Мы с вами, мы с вами, мы вас любим, мы вас обожаем! А ты приди к ним 27-го. Не узнают тебя…»
Почему-то эти люди, на своем опыте узнавшие, что такое радиация, до сих пор продолжают жить именно тут, в Чернобыльской зоне.
«Все привыкли. Стыдно признаться, и я привык, — говорит мне Владимир, по внешности и мимике напоминающий действующего президента России. — Но я-то вроде бы своего излучения столько хапнул, что нечего уже бояться. Но тут дети болеют, территория заражённая. Но об этом же никто не говорит. Как будто ничего, все нормально. Был у нас директор колхоза, Стародубцев. Это такой директор, который из советского строя перешёл в новый строй. Он сразу настаивал, чтобы здесь Чернобыльскую зону отменили: хотел, чтобы его продукцию всюду брали. Теперь тот же самый разговор пошёл… Ну да, говорят ведь: радиации не видно. Значит, можно представить, что её нет. Это же потом патологии пойдут у детей, на старости болезни выскочат страшные… А вы ещё спрашиваете, почему мы тут в основном религиозные. Остаётся только молиться. И всё».
Сегодня в Туле спешно готовятся к открытию памятника жертвам Чернобыля. Работники втыкают саженцы по периметру площади и перекладывают трактором куски земли с одного места на другое.
Здесь 26 апреля соберут большую часть оставшихся в живых ликвидаторов, произнесут речи и раздадут медали к 30-летию чернобыльской катастрофы.
Напротив мемориала — Покровский храм. Здесь находится икона «Чернобыльский спас».
Настоятель храма отец Павел появляется в своем приходе в мирском, не переодевшись в подрясник: на нём льняная рубашка, черный пиджак, кожаная куртка и остроносые туфли. В этом костюме и с хамоватой манерой разговаривать он больше походит на успешного владельца лотков на рынке.
«Глупый вопрос! — прерывает он меня, когда я интересуюсь последствиями радиоактивного облака для Тульской области. — Если вам руку сломают, будет больно? Каждый год сотни имён прибавляются среди умерших ликвидаторов, чьи имена сейчас спешно выбивают на стелле, по ту сторону дороги. Но это капля в море. Ну подняли вопрос о чернобыльских льготах перед выборами — потом его опустят. Что дальше-то? Посмотрите официальную статистику: Тула — первое место по онкологии в России. Вот здесь из окна виден онкологический центр. У нас перед храмом все парковочные места заняты людьми, которые едут в онкологию, потому что там — перед больницей — все места на парковке уже забиты. Очередь к врачам там тянется бесконечно! А дальше идут в областной онкологический диспансер, там вообще люди в палаты не вмещаются».
Отец Павел тоже может посоветовать только молиться.
Из Узловой я уезжаю, когда в городе начинается дождь. На экране с рекламой появляется ещё одна реклама конторы ритуальных услуг. «Стабильность. Надежность. Доказанные десятилетиями».
